1. Имя персонажа:
Максимилиан (Макс) Флэтчер | Maximilian Fletcher
Творческий псевдоним Ξ. Эти три горизонтальные палочки (как думают 99,998% всех его клиентов) на самом деле читаются как Кси. В честь Кси-гипертона. Потому что все гипертоны обладают ненулевой странностью при нулевых прелести и очаровании. Поэтому Макс отождествляет себя с ними. Правда, в случае с гипертонами речь о квантовых числах.
2. Возраст и дата рождения:
4.04.1991 (25 лет)
3. Профессия/род занятий:
Тату-мастер в салоне «Mad Hatter». Иногда принимает заказы на художественное оформление ивентов. Всяких-разных. Рисует в свое удовольствие.
Имеет степень бакалавра в области фундаментальных физических наук.
4. Биография:
Бывает, люди спрашивают, уж не родственник ли Макс «того самого» Флэтчера. И он отвечает «Увы». Что означает «Увы, но да. Причем не абы кто, а сын. Я жил с ним под одной крышей!». Должно быть, Макс излишне все драматизирует – тогда говорят они. Ну что плохого в том, чтобы быть сыном известного профессора? На это Макс найдет не меньше тысячи причин – хоть вкладыши к жвачкам делай, как «love is…». Быть сыном физика – это…
Это когда тебя хотели назвать в честь Шредингера. Спасибо, папа, что не Эрвин.
Но обо всем по порядку. Макс родился в Оксфорде. Городе знаменитых на весь мир университетов, и знаменитых на весь Оксфорд пабов. Если верить местному туристическому сайту. Если верить сайту, в Оксфорде у тебя есть две дорожки. И Максу была уготована та, что к знаниям. Его отец был старше ровно на полвека. Всю свою жизнь он был занят наукой. Писал статьи и книги, составлял учебные пособия, преподавал. Исследования занимали его куда как больше семейной жизни, и потому он не стремился отыскать жену. Профессор вдруг опомнился, когда в сорок девять узнал, что вскоре может стать родителем. Он понял, что ребенок – его последний шанс не встретить старость в одиночестве, и сделал все, чтоб женщина сохранила беременность. Позднее, когда Макс спрашивал, «где же мама?», в зависимости от настроения профессора он мог услышать две разных вариации одной и той же отговорки. «Она – безответственная женщина» - означало, что папа злится на нее. И более меланхоличный, с тонкой ноткой фатализма вариант – «Мы с тобой, Макси, ей не нужны». Суть не менялась. Ее не было рядом, и это все, что полагалось знать о ней.
Впрочем, были и положительные моменты. Профессор очень старался, чтобы его маленький сын не страдал из-за отсутствия материнского внимания. Он уделял ему все свободное время, даже бывало, брал с собой на кафедру и оставлял лаборантам во время лекций. А в детстве не было большей радости, чем уболтать Сюзи или Тома, помощников с кафедры электрофизики, дать посмотреть в микроскоп или покрутить рычажок динамо-машины и наблюдать, как загорается лампочка. Что там какие-то заводные машинки? Тьфу! Такие есть у всех – у Макса дома были капиллярный вискозиметр, и метроном и маятник Фуко. Вот лучшие игрушки. А уж как был рад профессор – всем своим коллегам с гордостью хвалился, что у него маленький преемник подрастает. Бывало, долгими зимними вечерами в каникулярное время отец собирал коллег и друзей в своем большом доме. Тогда Максу тоже разрешалось не спать допоздна, если он не мешал взрослым. Они много говорили на непонятном для ребенка языке. Все эти «люмены», и «клетки Фарадея», и «абсолютно черные тела» оставляли большой простор воображению того, кто в силу возраста считал при помощи деревянных палочек. Но Макс подходил к вопросу творчески. Вооружившись альбомом и набором цветных фломастеров, он черпал вдохновение из взрослых бесед. Так вот и зарождались в ребенке ростки пристрастия к психоделическому искусству.
Когда настала школьная пора, отец стал строже к Максу. Его почему-то перестала умилять детская наивность. Хочешь рисовать – сначала выучи уроки. Принес из школы плохую оценку – позоришь мою фамилию! Занял второе место в олимпиаде по физике? «ОМАЙГАТ, мой сын – дегенерат!». Последнее было обидно. Ведь это был тур по всей стране. Задачки университетского уровня и чертовы ботаны-сопреники. Дальше только международные соревнования. Вот вам универсальный рецепт как заставить подростка с неуравновешенной психикой возненавидеть что угодно: надо посильнее надавить. Ругать, если все плохо и не хвалить, когда хорошо. Ведь так и должно быть, Макси. Учиться хорошо – твоя обязанность. Отец не уставал повторять, что гений рождается через боль и страдание. Макс с этим тезисом в общем согласен. Вон, Фрида Кало тому яркий пример. Воображая себя на месте Фриды, Макс думал, что над его кроватью висело бы не зеркало, нет. Отец бы повесил ему таблицы плотности распространенных твердых тел, жидкостей и газов. А в руки вместо мольберта и красок – тетрадь формата А3, и считал бы он, покуда не свихнулся. Без калькулятора, конечно. Ведь калькулятор нужен только для лентяев, «А ты в уме считай, это полезно».
Полезно.
Макс бы поспорил. По его мнению, не стоило тех суициднувшихся нервных клеток (которые, как говорят, не восстанавливаются) умение производить в уме сложные вычислительные операции. Кому вообще, блин, это надо, когда у каждого есть под рукой смартфон с инженерным калькулятором? Но спасибо папе, чтобы проинтегрировать иррациональную функцию, Максу не нужно разблокировать экран. Какая экономия времени! Да где вообще в реальной жизни может пригодиться чертов интеграл?! Ах, да. Один раз в баре пришелся очень кстати. Уже будучи студентом, Макс покорил одну девчонку тем, что как орешки щелкал сложные уравнения в уме, да еще и после пары пинт темного эля. Он выдавал верные решения быстрее, чем та успевала ввести все цифры в калькулятор, и это ее сильно впечатлило. Настолько, что после бара она попросила проводить ее до общежития, и там, когда они остались наедине, Макс рассказал ей все, что знал о физике твердых тел.
Если подумать, студенческая жизнь не была совсем уж отстойной. К счастью, она состоит не из одной только учебой, и в пабы теперь пускают. Макс продолжал изучать физику от безысходности. Реального интереса к предмету на момент поступления не оставалось. С одной стороны, отец наседал. Твердил, мол, наука – дело благородное, а эти твои «рисульки» - что? «Будешь в парке с утра до ночи портреты и шаржи рисовать что ли?». С другой стороны – Макс ведь действительно больше ничего и не умел. Только считать и рисовать. А перспектива бесталанного карикатуриста его отнюдь не прельщала. Вот и приходилось любить науку. Хотя, чем дальше, тем все больше наука «любила» его. Максу категорически не нравилось то, чем он занимается. Но пока он был еще студентом, будущее виделось сквозь призму неопределенности. В голове не было четкой связи того, что он делает, с тем, куда это его ведет, и все дороги, казалось, открыты. Казалось – примерно до тех пор, пока Макс не переступил порог своей первой, рабочей, а не учебной уже лаборатории. Туда его пристроили знакомые с кафедры. Ну, то есть, как это было. Буквально сразу после выпускных экзаменов (Макс даже еще диплом не успел на руки получить) его хотели взять в штат научных сотрудников в лабораторию физико-механических испытаний. Договорились, что он придет на один день, осмотрится. А заодно и будущий научный руководитель на него посмотрит. Макс пришел в подавленных чувствах. Буквально все внутри него кричало, что он не хочет заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Но тут ведь как, можно хоть тысячу раз представить себе кошмар, но это не сравниться с тем, чтобы разок окунуться в него наяву. Белые стены, уложенные плиткой, душили. Перво-наперво ему велели надеть халат и сходить в лаборантскую за вискозиметром. Макс надел и пошел. В лаборантской не было никого, кроме пары шкафов с лабораторным оборудованием. Он так и не отыскал среди прочего вискозиметра, зато обнаружил там дохлую мышь – и, в общем-то, очень ее понимал в тот момент. Лаборатория мехиспытаний занимала весь тринадцатый этаж, и Макс всерьез подумывал о том, что если здесь останется, то рано или поздно выйдет не через дверь, а куда более коротким путем. Да, может, в ретроспективе это покажется забавным, но в тот момент он пребывал на самом дне экзистенциального кризиса. В той лаборантской он впервые осознал как факт, что не сможет прожить навязанную ему жизнь, и сбежал. В первую очередь – из лаборатории, и плевать что скажет отец. Он и так слишком много его слушал. Потом еще и из магистратуры. Макс поступил, но так ни разу и не появился на занятиях. Забрал диплом, вместе с друзьями достали травы и раскурили вместе его бакалаврскую степень. В тот вечер он смеялся от души, глядя на то, как тлеют его отличные оценки. И наконец, Макс распрощался с Оксфордом. Практически без денег (профессор, конечно же, не стал спонсировать его «подростковый бунт»), он пустился в Лондон. Жил у друзей, то там, то тут, по мере их доброты и собственной наглости. Приобрел свою первую тату-машинку и напросился в ученики к мастеру из студии, куда уже спустя полгода сам устроился работать.
Когда Макс впервые получил хорошие деньги за свои работы, он снял квартиру с большим окном в гостиной. Купил мольберт и поставил его у окна. Сейчас он наконец-то начинает понимать, чего действительно хотел. Искусство, как говорил Сальвадор Дали, есть космогония самого себя, но как ты можешь выразить хоть что-то, когда за совсем ненужными вещами не слышишь своего внутреннего голоса? И, кстати, всю эту экзистенциальную дичь про смысл современного искусства, сюрреализма и прочего Макс начал понимать только недавно. И как же это оказалось классно! Он полюбил галереи и выставки, что даже может теперь часы проводить, разглядывая произведения экспрессионистов двадцатого века. Это почти как ребусы решать – угадывать, что заложил в картину автор. Теперь Макс называет себя Кси и красит волосы в яркие цвета, рисует, ходит на выставки, общается с творческими людьми. Где-то там, в Оксфорде, один профессор считает, что Кси прожигает свою жизнь, и вообще дурак неблагодарный – ну и пусть себе считает.
Пусть.
5. Внешность:
Красит волосы в яркие цвета. Притом обычно все сам, а не в салонах. Какой там был его натуральный – уже давно забыл (светло-русый). Имеет множество татуировок, разномастных по стилю и качеству. Большинство набил сам же себе в процессе обучения. Носит две серьги в левом ухе. Ничего особенного, простые серебряные колечки. Одежду подбирает в основном свободную. Иногда дополняет образ цепями (настоящими, железными), и очками (солнечными, так как зрение хорошее).
6. Характер:
Один лишь беглый взгляд на Макса сразу наталкивает на мысль, что перед вами творческая личность. Хотя, большинство ограничиваются более грубым и емким описанием. Макс как бы плевал на мнение большинства. Да, он в курсе, что иногда говорит и делает что-то, что доставляет другим, так сказать, дискомфорт. Потому что – ну, знаете – в приличном обществе не принято в открытую говорить на какие-то острые темы. Там, в этом вашем «приличном обществе» иной раз даже от художественной татуировки шугаются, словно она за вас срок в строгаче отмотала. А прямолинейность и вовсе порой считается хамством. Макс не хам. Но иногда его искренние мысли, высказанные вслух, кого-то обижают. Он говорит, «что ж, извини». И тут же добавляет – «мне правда жаль, что ты споткнулся об меня». Да, он такой. Устал быть постоянно виноватым за себя. Его трудно смутить, еще труднее обидеть – бессмысленные оскорбления стекают с него, как с гусика вода. Это все многолетний опыт и тренировки выслушивания упреков о том, какой он бестолковый и неблагодарный сын. В какой-то момент ты просто познаешь дзен, да так, что тебе завидовать будут буддистские монахи.
В качестве главного двигателя тусовки Макс чуть ли не самый проигрышный вариант: с ним у руля любая вечеринка с катится в депрессию. Но зато тон личному общению может задать. Тот самый парень, с которым после пьянки можно до утра сидеть на кухне и допивая последние полстакана вискаря, искать экзистенциальный смысл недавно вышедшего артхаусного фильма. Он любознателен и умеет слушать. Поддержит любую беседу и, может, вкинет пару интересных своих мыслишек на этот счет.
Имеет склонность к точным наукам, но вряд ли в этом признается.
При необходимости способен вписаться практически в любой формат общения. В силу того, что работает с людьми, зачастую вынужден соблюдать этикет и лавировать между желанием клиента и здравым смыслом.
7. Навыки, умения:
- Художник-самоучка. Рисует карандашами или маслом.
- Бьет татуировки. Работает в стилях хоррор и психоделика.
- Многое знает о работе электроприборов в теории. На практике – ну может там по мелочи ремонт какой-то сделать. Например, тостер починить.
- Быстро считает в уме.
8. Дополнительно:
- Умеет водить, но очень мало опыта и нет прав.
- Не ест лук. Ни в каком виде.
- Аллергия на антибиотики.
- Любит тех, кто сам и без подсказок называет его Кси.
- Не любит тех, кто называет его «три палки».
9. Связь с вами:
10. Пробный пост:
Потупив взгляд на вывеску индийского ресторанчика через дорогу, Малик вдохнул полной грудью крепкого «кэмэла» и холодный февральский воздух. Табак до боли продирал глотку. Там, на другой стороне улицы, рассекая пополам «газончик» близ индийского общепита, ему виделся ярчайший пример цикличности земных страданий. Ну прям-таки воплощение Колеса Сансары наяву — народная тропа, протоптанная по диагонали от ближайшего жилого дома и до пешеходного перехода, ведущего на станцию метро. То ли хозяева-индусы, то ли местные домовладельцы — хрен их пойми — каждые два-три дня перекапывали тропинку, чтобы отбить у людей желание портить обувь, и, что самое главное, их газон. И к вечеру того же дня тропинка появлялась вновь, протоптанная наново чьими-то тяжелыми сапогами. Глядя на свежевскопанную землю, как сейчас, джинн всякий раз ловил себя на чувстве глубокого морального удовлетворения. Значит, еще один оборот завершен.
Значит, все идет по замыслу Вселенной.
Он затянулся снова, согревая свободной рукой озябшие пальцы на правой. Все ж-таки обещанная оттепель не наступила, и ночи все еще были по-зимнему холодны. Сзади раздался тяжелый металлический лязг двери — черный ход Интергалактик, ведущий в небольшой закуток-курильню. Малик обернулся на звук. Это была новенькая, Дафни. Заметив администратора, она на секунду стушевалась, прикидывая, видно, стоит ли ей отлучаться на перерыв на глазах у начальства. Ну, Малик не из тех строгих боссов — когда этого не требуют обстоятельства. Он ей кивнул, подняв в руке жалкий огрызочек своей почти добитой сигареты, и она присоединилась, закутавшись наспех в утепленную джинсовую куртку.
— Сегодня в клубе будет поспокойнее, не как обычно в авральном ритме. Ночью в верхнем зале шоу… ты слышала наверняка. Она сейчас набирает популярность в чартах, американская певица японского происхождения. Ну такая, — Малик поводил открытой ладонью над длинными патлами, — с розовыми волосами. Электро-рок и ню-металл… забыл, как же ее…
— Никка. С двумя «ка», — подсказала Даф, потянув из кармана куртки вейп.
— Точно, Никка!
Тишина.
Дафни как будто бы понуро выдохнула облачко виноградного пара. Когда-то она и сама мечтала стать певицей. И с этой мечтой переехала в Лос-Анджелес. Она честно пыталась, но все, что у нее было — это талант. Не самая ходовая валюта в наши дни.
— В последнее время столько новых эстрадных звезд. Им бы всем твой волшебный голосок.
— …И никто не заметил бы разницы! — усмехнулась Даф, но при этом как-то не весело. Про «волшебный» голос — это не красивая метафора, а констатация факта. Дафни была дриадой, могла ввести человека в транс чудесной песней. Редкий дар. Малик, правда, поначалу сомневался, как это возможно применять в условиях ночного клуба, где шум и музыка, и много других отвлекающих факторов, но девушка за почти полных три месяца показала, что все возможно. Дело не в самой песне, а в особенном тембре голоса и прямом контакте взглядов.
— Сейчас чистый талант, пусть даже и волшебный, практически ничего не стоит без дорогой огранки из… Правильных знакомств, денег и раскрутки образа. Казалось бы, Голливуд — фабрика грез. Но производят там теперь не искусство, а продукт для широкого пользования.
— Современная культура массового потребления, — Малик пожал плечами. — Обижаешься?
— Что не стала певицей? Нет. Скорее, это чувство разочарования.
— Тогда считай, что легко отделалась. Конвейер по массовому выпуску искусства на экраны смартфонов и планшетов питается кровью таких одаренных. — коротенький хвостик сигареты уже жег пальцы. Джинн затушил его об урну и отправил к пеплу щелчком пальцев. — Ты как докуришь — проверь приват. Этот твой клиент может прийти раньше, мы его знаем. Он у нас частый гость.
Малик стряхнул руки, будто от грязи, и быстро ушел с февральского холода в уютную темноту Интергалактик. После улицы, даже несмотря на вечерние сумерки, с непривычки он чувствовал себя подслеповатым.
— Малик!
Да он ведь не успел даже снять пальто! Ну в чем дело? На две минуты всего отошел.
Это полиция.
Походу опять кто-то дохрена умный нашел наркоту. Или оружие. ИЛИ ЦЕЛЫЙ ПОДПОЛЬНЫЙ МАТЬ ЕГО КАРТЕЛЬ.
Такие доносы уже не то, что не бесили — они в какое-то время стали частью работы администраторы Интергалактик. Гораздо больше обременяли бруклинский департамент полиции, которые снова впустую потратят ресурсы и время своих сотрудников. Несчастные. Малик только подумал, что если там снова Эллен, он предложит ей кофе. По-ирландски. Поменьше кофе, побольше старушки-Ирландии. А то что, зазря что ли ехала.
— Проводи в мой кабинет, я сейчас подойду, — распорядился он, и задержался только чтобы кинуть пальто гардеробщику, да зажевать мятной жвачкой горький запах от сигарет.
При нем не могло произойти ничего, что бы не вписывалось в планы. Малик был в этом уверен. Потому, что он — суперменеджер. Потому, что иначе невозможно, вот и все. Единственное, что вдруг бы немножечко усложнило ситуацию, если департамент отправил кого-то кроме Эллен. Его хорошей знакомой и соседки — Эллен Джексон. Хотя, в последнее время никого другого из полиции здесь не бывало, и Малик уже углядел в этом некоторую закономерность. Хорошо бы и сегодня было так.
В свой кабинет он влетел, чуть не запыхавшись, захватив с собой немного шумной дискотечной музыки, пока ее звуковой поток не разбился о захлопнувшуюся дверь. Со звукоизоляцией тут все было на уровне, ночной клуб, как никак. Одет он сегодня был под стать восточной тематике вечера — просторная рубашка с яркими японскими мотивами, напоминающая укороченную версию кимоно, под ней однотонная белая футболка и свободные темно-синие брюки. Распущенные длинные волосы, как всегда, придавали его образу некоторую взъерошенность.
— Эллен! — поприветствовал он детектива. Ее как раз только успели завести подальше от долбежки басов из колонок. И подальше от посетителей, не готовых встречаться с полицией, разумеется. — Похоже, у кого-то такое хобби — отвлекать полицию от настоящих дел, заваливая горой ненужных отчетов.
«Ты присаживайся» — бросил джинн между делом, занимая место не как обычно, за столом в центре комнаты, а умостившись на подлокотнике дивана.
— Так. И что мы натворили на этот раз? — Малик широко всплеснул руками, уже готовясь услышать от детектива очередную потешную версию о тоннах марихуаны в подвалах клуба, и об обдолбанных героином клиентов.
11. Предпочтительные жанры:
Экшн, юмор, небольшой трешачок, стекло, бытовуха, но не "пустая".
