1. Имя персонажа
Генри Дин || Henry Dean

2. Возраст и дата рождения
42 года (03.03.1971)

3. Профессия/род занятий
Владелец ночного клуба, спонсор чужих грязных афер и просто хороший человек.

4. Биография

Знакомьтесь, Генри Дин.
По вечерам, когда не пьян, он глотает таблетки. Что-то связанное с холестерином, безобидное, по настоянию второй жены. Две перед сном. В хорошие дни – две рюмки. В плохие, соответственно, две белые вытянутые таблетки.
До того, как стать действительно стоящим человеком, Дин болтается там и сям, пока обратный отсчет не приводит нас – наблюдателей – к самому началу.
На самом деле, таких мальчиков тысячи. Их можно найти в славных домах элитных районов в окружении толпы нянечек. Они также обитают среди чудаковатой элиты, где холеные руки мамы пианистки проходятся по ржаным кудрям своего якобы талантливого отпрыска. Эти дети наводняют подготовительные классы для особо одарённых, где каждый из них – заурядный золотой ребенок, с вагоном иллюзорных талантов. Но это только верхушка айсберга, а Генри Дину посчастливилось родиться по ту сторону водной глади.
Сюзанна не создана для того, чтобы воспитывать детей - это было понятно даже ее рано лысеющему мужу, обедающему  с ней реже, чем раз в месяц. Попади ребенок в руки матери и на этом человеке можно было ставить крест еще до того, как он пойдет в младшую школу, но супругу Дин было не остановить. Что скрывать - это была одинокая женщина, окруженная бесчисленным количеством знакомых, которые слетались на ее деньги, как мухи на несвежий труп. Потребность говорить у нее равнялась потребности дышать, и совершенно не важно, что из себя представлял слушатель. В ее стиле было долго жаловаться на свое хрупкое здоровье, в то время как помощница меняла сыну пеленки, стараясь закончить как можно скорее. Пока трехлетний Генри самозабвенно вырезал из чековой книжки кривые звездочки, Сюзан могла задумчиво возлежать на софе, раскуривая сигарету, и делилась своими выводами по поводу их новых соседей, которые непременно позовут ее на ленч в следующий вторник. Ее трескотня не была утомительной только благодаря прекрасно подвешенному языку - Сюзанна Дин умела любую историю обратить незабываемым приключением. Бывало, ее охватывала затяжная меланхолия, когда она только плакала и пила, а маленького Генри отправляли к родителям отца. Иногда дед возил внука к берегу озера Мичиган, подальше от сити. В отличие от Сюзанны, старик Дин почти ничего не говорил о себе - только лет в двадцать пять Генри узнает, что тот вообще был беглым каторжником и промышлял контрабандой - а так больше рассказывал о песчаных дюнах, которые могут раскрыться совершенно внезапно и утащить в свою утробу такого хорошенького мальчугана. Это тебе не истории о пугающей сыпи миссис Мэй - лет до семнадцати Генри не мог отделаться от навязчивого чувства опасности при виде песчаных пляжей, а потом они и вовсе станут только причиной дурных ассоциаций. Когда, вдоволь насидевшись в старом саду, пропахшем яблоками, глицинией и деятельным одноглазым котом бабушки, Генри возвращался домой, мать обычно ждала его уже полная сил, надушенная до рези в глазах и бесконечно красивая. Да, уж в этом мальчишка точно не мог быть ослеплен семейным комплексом: невысокая блондинка с томным выражением на лице, которое соответствовало всем надуманным канонам красоты, и едва ли была достойной парой своему супругу. К счастью, внешностью сынок пошел в мать, взяв от отца только разрез и чистоту глаз. А еще зачатками ума Генри был обязан явно не Сюзан, которая выгуливала отпрыска, как диковинную карликовую собачку. Мальчику полагалось сидеть смирно, откликаясь на вопросы матери, когда той нетерпелось блеснуть своими навыками воспитателя. И никого не смущало, что Верлена (впрочем, мало понимая смысл строк) ребенок цитирует охотнее и проще, чем складывает в пределах десяти. Сюзанна пребывала в восторге, напыщенная публика пребывала в восторге, отец пребывал в счастливом неведении - все шло своим чередом.
Школа все быстро и торопливо изживала пагубные привычки, инакомыслие и повадки Сюзанны. Многое осталось с Генри на протяжении всей жизни: манера говорить, непрестанно рисуясь, любовь к литературе, танцу и неумение держать деньги, когда чего-то нестерпимо хотелось - неумение отказать себе, иными словами. Со сверстниками у Генри не вязалось, потому что на фоне обычных детей он выделялся своей придурковатой манерой говорить и вести себя, как умудренный жизнью взрослый. Не сказать, чтобы у него действительно от этой "взрослости" прибавилось мозгов - его разум, скорее, изогнуло и повело в противоположную сторону.
Лето, когда восьмидесятые только взяли цветущую молодежь за горло, Генри было девять, и побережье струилось через его загорелую кожу и умные голубые глаза. Конец июля пах травами запада Мэриленда, когда дед увез его для «проверки на вшивость». Разумеется, мальчишка понятия не имел, о чем речь, с удовольствием впитывая охотничьи байки. Похоже, у старика Дина были какие-то проблемы с лицензией, но с местным егерем удалось быстро договориться. Пару раз Генри дали подержать тяжелое ружье, которое было больше его самого, но внушало чувство небывалой важности – такого он ни разу не испытывал, пока жил с Сюзан. Но ожидания не оправдались. От природы что Сюзанна, что ее сын, были довольно мягкими, чувствительными натурами, излишне впечатлительными, к вящему разочарованию старика Дина, подтащившего упиравшегося мальчишку к свежему трупу оленя. Весело было выслеживать, весело было вертеть в руках красные крупные патроны, сжимать в руках оружие, но смерть – нет, в этом веселья не было от слова «совсем». Охота открылась юному Дину с совершенно новой стороны – когда звучит выстрел, кому-то случается умирать, и в этом нет ровным счетом никакой забавы. На этом всяческие контакты со старшей четой Дин оборвались, и Генри больше никогда не возвращался к ним на лето.
А жизнь шла дальше. Ка тянула ее за собой, растворяясь в водовороте событий, который только начинал расставлять сети для неопытного и наивного Генри Дина. Наверное, настало время упомянуть об отце, который занимал в его биографии далеко не последнюю роль. Зачатие, безусловно, дело уже достойное внимание, но Брайан – папаша Генри – был гораздо более значимой фигурой. Он мог материализоваться на пороге в любое время, принося с собой усталость, смуту и тяжелое присутствие незримой угрозы. Неудивительно, что его женщина была существом легким и легкомысленным – дай бог Сюзанне немного мозгов и она бы повесилась месяца через три после свадьбы. А так Сюз за один вечер лепила из сдавленного куска нервов и грубости податливого и спокойного мужчину, каким отец семейства был дома, в своей неприступной крепости. Генри всегда нравилось думать, что тот страшный незнакомец и его умиротворенный отец с легким налетом отменного черного юмора - просто разные люди.
Придется отмотать ленту назад, чтобы внести некоторую ясность, остановившись на том моменте, где Генри пять. Он стоит посреди обмелевшей речки и холодная вода достает ему чуть выше колен. Не сказать, чтобы это было действительно важно, но в то же время, где-то в Арабских Эмиратах, его папаша принимает судьбоносное решение, которое принесет маленькому Дину в мокрых штанах огромное состояние в скором будущем. Брайан всегда придерживался завета Воланда, хотя сам о том не подозревал: «Никогда и ничего  не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто  сильнее  вас. Сами предложат и сами все дадут!» - и эту черту унаследовал его чудаковатый сын. Изначально все было довольно просто и вертелось вокруг проституции. Одинокие туристки в паре или по одной накачивались наркотиками и перевозились в какую-нибудь глубинку, откуда даже если им и удавалось сбежать, то местная полиция все равно при обращении сдавала обратно. Старший Дин тогда занимался всем понемногу: сводил знакомство с приезжими, потому что легко использовал в речи до четырех языков, иногда долго доводил «товар» до сговорчивого состояния, раздавая указания и дозируя вещества – их всегда намеревался кто-нибудь спереть, потому что четверть народа уже плотно сидела на игле вместе с начинающими проститутками – редко, но все-таки случалось долго трястись за рулем громадного тридцатитонника, из-за чего левая рука у Дина всегда была значительно темнее, чем правая. Семья, конечно, была не в курсе, довольствуясь расплывчатыми рассказами о командировках. Когда Генри исполнилось пятнадцать, они перебрались в тощий домик в районе Голд-кост – Сюзанна этим очень гордилась. Генри пришлось перевестись в новую школу. К тому моменту мальчишка уже умел ловко прикинуться относительно нормальным «без этих пидорских заскоков», как это окрестил их учитель по физической культуре.  Со спортом Генри никогда не дружил. По правде сказать, ситуация была настолько печальной, что Дина занимало больше абсолютно все, лишь бы обойти стороной любую физическую нагрузку. Это и свело его с Оливером Райтом, чьи болезненные глаза грозили вывалиться из орбит все то время, когда он не щурил их из-за крупных очков в тонкой золотой оправе. Оливер умел по-настоящему хорошо только две вещи: лгать и веселиться. Но и этого хватало сполна. У Райта было безупречное зрение, богатое воображение и полнейшее отсутствие совести – он восхищал Дина в той мере, настолько тот сам был довольно честен и лишен лисьей хитрости. На чужом опыте изо дня в день Генри видел, что всех можно обмануть, всех можно обвести вокруг пальца – это было так просто, что казалось смешным.  Райт вырос в обеспеченной семье, так что воровство по мелочи было для подростка скорее забавным развлечением, чем необходимостью. В отличие от Генри, которого пару раз даже ловили за руку, но – только чудом – конфликтов удавалось избежать.
Генри Дин прекрасно отдавал себе отчет о ряде важных вещей: например, собственный эгоцентризм. Он свято верил, что, при всей изворотливости ума, Оливер гораздо ограниченнее его, он менее пластичный, неспособный на полноценную игру и – конечно – внешность. Нарциссизм Генри распустился ярким цветком еще во времена, когда тот был подростком – отрезок жизни, погружающий человека в отчаяние, видя собственное лицо с непропорционально растущим носом, угревой сыпью и первым смешным пушком над верхней губой. Но только не Дин – самодовольный блондинчик, созданный для того, чтобы быть любимым, быть обожаемым, быть божеством. Так он считал и, возможно - если не гиперболизировать - был в чем-то не так уж далек от истины.
Стоило Оливеру и Генри по-настоящему сблизиться, и приятель познакомил его со своими старшими товарищами. Спустя время, Дин даже не вспомнит их имен, но в шестнадцать происходящее  казалось таким захватывающим, будто это знакомство поставило его на ступеньку выше сверстников. Единственным, кто был достоин хоть какого-то внимания, был Саймон. Если исключить тот факт, что рыжий детина непрестанно курил травку, стряхивая пепел на собственные темно-синие брюки, с ним можно было вести осмысленный диалог. Потребность в собеседнике у Генри была почти болезненна  - при всем доверии между ним и Оливером, настоящего взаимопонимания не было никогда.
Все резко крутанулось вокруг своей оси осенью восемьдесят восьмого. Отец тогда был в Чикаго, отлучался не часто, с неохотой, хандрил и это тяжелое состояние витало в воздухе, оставив свой отпечаток не только на заметно постаревшей Сюзанне, но и на Генри. Уже почти не мальчишка, непрестанно взвинченный, колючий, отвечающий на выпад еще до того, как кто-то начнет его провоцировать – для младшего Дина настали тяжелые дни, полные неоправданных ожиданий, депрессий и хандры. Хуже были только беспочвенные приступы ярости, а один из них положил начало пути, который протянулся черной колеей через всю его дальнейшую жизнь. Генри первый поднял руку, завязав драку с Оливером, пока Саймон – тот самый старший товарищ – с усмешкой наблюдал, сидя чуть выше. Это происходило на грязных окраинах сити, на берегу той самой реки, что буквально вскрывала Чикаго, как глубокий порез. Вместе с тем, как несерьезная потасовка перерастала во что-то тяжелое и опасное, мальчики уже были по колено в реке. Все произошло слишком быстро. Дин изо всех сил с яростным криком ударяет друга в грудь. Оливер теряет равновесие, уходя под воду, ударяясь затылком об выступающий камень, и течение тащит тело дальше. Они успели выловить труп Оливера до того, как кто-нибудь его заметил, и оставили тело в зарослях кустарника, протянувшегося вдоль гибкого берега. Генри был шокирован, напуган, разбит, совершенно дезориентирован и без ложной скромности рыдал, придерживая громкость разве только, чтобы не привлекать излишнее внимание к себе и – Саймон тогда выждал минут десять, а потом тактично поинтересовался, какого черта Дин все еще сидит здесь, а не бежит к своему папаше, который не только поможет хорошо устроить это дело, но и избавится от трупа. Да-да, именно так и произошло первое знакомство юного Дина с собственной семьей. И знакомил его не кто иной, как крупный рыжий парень с красными глазами и смешными белыми туфлями. Между тем, Саймон говорил дело – он с ребятами уже долго, около полугода, помогал тянуть мелочь, вроде спайса или марихуаны, под покровительством старшего Дина. Прелесть положения отца Генри была в том, что можно было не рвать отчаянно задницу, чтобы выхлопотать место под солнцем. Брайан Дин зарекомендовал себя, как человек надежный, на которого можно положиться даже в самой дерьмовой ситуации, поэтому протекция, оказанная ему, была сравнима с дланью Господней. Одним словом, события и новости отвешивали Генри оплеуху за оплеухой. Даже когда подъезжает машина с его отцом и непонятными людьми. Когда Саймон спешно объясняет старшему Дину произошедшее более подробно. Ладно, Генри просто выпадает из реальности, давно отстранившись от истерики и уйдя в себя.
Всем было понятно, что желания продолжить учебу, поступив в высшее учебное заведение, у младшего Дина не было. По чести сказать, у Генри вообще не было глобальных целей и большой  мечты  - он жил настоящим, совершенно не заботясь о своем «завтра». Да-а, жизни стоило действительно попотеть, чтобы выбить из него эту ерунду. Милый, наивный мальчик, который сунул голову пасть ко льву, а животное сомкнуло зубы! После случая с Оливером Брайан Дин сделал единственный и лучший, с его точки зрения, выбор: наконец всерьез взялся за своего непутевого отпрыска. Для Генри впервые открылась та часть реальности, которую Оливер и его компания пару раз робко и быстро демонстрировали смешному неоперившемуся мальчишке.  Сити был похож на пальто, а криминальная сторона на подкладку, которую можно было увидеть только если хозяин распахнет тяжелые одежды и решит согреть тебя, как бы двусмысленно это не звучало. Генри тогда паршиво бегал, еще хуже дрался, совершенно не годился на роль мелкой шушеры или шестерки – старший Дин с некоторым разочарованием смотрел на комнатное растение, которое языком в сложных ситуациях – как тогда казалось мужчине – вязало только: «Мама, папа, каша». Блондинчика приурочили к Саймону до поры, до времени. Тем более Генри был без ума от всего, что происходило, а в старшего друга влюблен, как кошка – непререкаемый авторитет во всем. Главное, что Дин успел остановиться прежде, чем происходящее обратилось в балаган. Мальчишка на мягких лапах ходил, смотрел, запоминал  и ничего не трогал. Наверное, именно тогда и произошло то «воспитание», которое сформировало костяк отношения к жизни этого славного парня: его воспитание измерялось в количестве уникальных встреч, впечатлений, людей и явлений, охвативших пространство от самых низов и до той выси, которую позволяла та скромная стремянка, которую придерживал Саймон.
В начале девяностых, когда Генри исполняется двадцатка, под руку попадает книга Керуака «В дороге». Дин сходит с ума от скуки и однообразия своей жизни мыши местного разлива: отец не подпускал его к серьезным делам, не давал уйти, не давал заняться чем-то новым. Саймон давно перебрался в Эл Эй, оставив друга в распоряжении самого себя, а этому «себе» – громадный город, чьи закоулки были изучены Генри, как собственные пальцы. И парень просто бросает все, решая, что прокатиться по стране – самая обалденная идея, которая только приходила в его дурную голову. К слову, сам Дин действительно изменился, и не в лучшую сторону: оставаясь все тем же славным парнем с редкими всполохами эгоизма, он грубел, теряя вкус жизни. Эта встряска была ему необходима, как глоток воздуха утопающему. И он рванул. Восьмидесятое шоссе навсегда осталось у него под кожей, вместе с болтовней в попутках, чужими городами, редкими подработками, как придется, и торопливым желанием настигнуть свою заветную цель. Вместе со вкусом дешевого пива ему достались бесценный опыт и тысячи историй, которые, впрочем, растянутся на долгие и долгие дни, если кто-то возьмется пересказать хотя бы шестую часть. Калифорния схватила скептика за руки и утащила в свои горячие объятия, стоило Дину пересечь границу штата. Год был потрачен впустую: Генри с Саймоном больше кутили и пили, чем действительно занимались делом. А девяносто второй принес неслыханную удачу одним и немыслимую трагедию другим. Тогда с Саймоном работала группа отличных черных парней, которые, по грамотной наводке, успели провернуть несколько скользких дел во время массовых беспорядков. Как ни странно, но идею воспользоваться щекотливой ситуацией, предложил именно Генри. На фоне общего хаоса, восемь крупных краж и два убийства промелькнули незамеченными, а когда у закона дошли руки, то было уже поздно. В Лос-Анжелесе, уже хорошо пустив корни, наш герой встретил Ракель. Не так. Встретил он ее отца, и то было в Пуэбле. Простой договор – Ракель получает гражданство, а Генри получает прекрасную возможность подключиться к налаженному потоку оружия и наркотиков из Мексики. Сказано – сделано. В принципе, брак был не так уж и ужасен, если учесть, что жене было плевать на то, где и с кем Дин пропадает. Главное условие – не влезать в неприятности. Что же, все неприятности Генри оставил другу, а сам повез молодую жену обратно в Чикаго. Побережье Калифорнии было отличным местом, но душа к нему не лежала. В коем-то веке, после триумфального возвращения, старик Дин был весьма доволен своим незадачливым выродком. На практике оказалось, что лучшим условием для существования Генри была неограниченная свобода – внезапно она делала его гораздо объективнее, изворотливее и прибавляла живучести. Вот так Дина и выпнули в Нью-Йорк, покорять новые просторы, аргументируя простые вещи подобными разговорами. Только Большое Яблоко не Чикаго – никаких тебе знакомств, никаких покровительств. Генри поныкался, поныкался и, вроде, дело со спидболом пошло в гору, но местные ребята шустро прикрыли эту лавочку и даже умудрились начистить - вполне заслуженно - холеную динову морду. После они долго пили с каким-то медиком, который познакомил его со своей крышей. Сердитый поляк Генри очень понравился, хотя рассказы о торговле органами вызвали легкую тошноту. Бартош был знаком со старым Дином не понаслышке – иначе с багажом новых знаний трястись младшему на каталке да к операционному столу – а пока молодому человеку доверили клиентскую базу после долгих просьб и обещаний. Еще поляк каким-то образом был связан с заказными убийствами, но Генри решил, что если марать рыльце в пушку, то осторожно.
Ракель подала на развод, как только истек срок их небольшой сделки. Несмотря на то, что по части отношений Дин был той еще скотиной, они с женой расстались едва ли не лучшими друзьями. А через год отец решает отойти от дел и Генри, который и прежде не бедствовал, обнаруживает, что баснословно богат и имеет некоторое влияние в криминальном мире. А в тридцать, когда полагается наслаждаться своей холостой и фривольной жизнью, Дин совершенно теряет голову, делая поспешное предложение Линде Шерман. Что можно сказать про избранницу такого странного человека, как Генри Дин? Она, безусловно, была ему в пару: странная, взбалмошная, легкомысленная англичанка, которая наотрез отказывалась покидать свой ненаглядный Лондон. Магомет не идет к горе, значит гора идет к Магомету! Неделю Генри бесится, сходит с ума, ругает женщин на чем свет стоит, а потом совершает марш-бросок, с намерением навсегда остаться в Великобритании. Мир тесен и тем хорош: Генри, имея на счету нескромные суммы, смело и скоро подтягивает хвосты на новое место, оставляя на Саймона все дела в США.
Их брак продлился не долго. И дело не в том, что у Линды уже была дочь от предыдущего брака или, например, ее раздражало непостоянство Генри. Просто у судьбы на все свои планы и ее не подкупишь тридцатью серебряниками. Тогда американец только-только начинал вливаться в местный студень, а знакомства не всегда несли нужный тон. Конфликт произошел из-за публичного дома: конкурентам не удалось сбросить Дина, который на вид был поверхностным и простым, не представляющим никакой реальной угрозы, а на деле оказался жадным и несгибаемым. Долгие переговоры закончились шумной перестрелкой, но Генри все выходил сухим из воды, пока, наконец, чаша терпения не была переполнена. Одновременно где-то в Чикаго один несчастный Саймон ежечасно названивал другу, умоляя приехать и разобраться с ребятами из Нидерландов, которые сели на шею со своей синтетикой. И хоть разорвись! Генри Дин поматерился в углу и отправился выручать братана.
Если что и предвещало беду, то Дин проморгал все мыслимые и немыслимые знаки, а потом стало поздно. Трое неизвестных вломились в дом, перебив охрану и одним точным выстрелом оставили Генри вдовцом. Возможно, что-то вспугнуло убийц, но искать спрятавшуюся дочь Линды не стали, довольствовавшись беременной женой. Это был самый страшный удар, какой только могла нанести нашему герою судьба. Не станем описывать всю глубину драмы, просто перескочив и оставив слишком личное за кадром – отправимся к итогам. Возвращаться в Лондон не хотелось от слова «совсем», поэтому только пятилетнюю Марту вместе с подручным Дина переправили через океан. И до десятого года Генри совершенно заквасился в своем Чикаго, копя злость где-то глубоко под кожей.
Между делом, в две тысячи шестом, проскочил занятный случай, приведший Дина через много лет обратно в Англию. Тогда деловой партнер с легкой насмешкой рассказал о том, что, кажется, теперь в долгах, как в шелках. Будь Генри потрезвее, пропустил бы мимо ушей чужие неприятности, а здесь решил сыграть в благородного рыцаря и расспросил у киснущего мужика что да как. Картина выходила позанятнее полотен сюрреалистов, а через неделю Дин уже нанес визит этим искателям приключений, решив, что ребята до боли занятны, а, может, в будущем и пригодятся. Где-то за кадром Генри очень «по-рыцарски» подсобил новым знакомым, доведя партнера до точки нищеты и кипения. А через пять лет уже постучались к нему: дескать, поехали пить Эрл Грей и любоваться Темзой, наше дорогое заинтересованное лицо, потому что твою подноготную нам слили добрые люди.
Сказано – сделано. К тринадцатому году один за другим в центре столицы Соединенного Королевства развернулись ночные клубы с двойным дном. С меньшим размахом Генри невинно воткнул два игорных заведения и был таков.

5. Внешность

У Генри легкая походка, когда он расслаблен, то есть с момента пробуждения и до завтрака, а в остальное время Генри не Генри, а сгусток энергии, которая рвется прочь из его тела, вынуждая бегать из угла в угол, суетиться, размахивать руками и болтать. Всегда чисто выбрит – с этим у него строго – причесан и картинно счастлив. В одежде элегантный беспорядок: эдакий дорого и со вкусом одетый хипстер. Вопреки всему, Дин может быть серьезным, когда - вау - выходит из себя: куда-то уходит мягкость золотистых черт и дымка естественного очарования. Все остальное время мистер гребаное совершенство  будет улыбаться вам своими белыми зубами и подмешивать в чай плохую кислоту.

6. Характер

Генри Дин душка только с первого взгляда. Со второго же он просто невыносим.
Прелесть Дина в природной незлопамятности, зато под горячую руку ему лучше не попадать: не сможет достать сам, так натравит на неприятеля всех адских псов. Многомилостив аки Господь Бог, так что, если приползти к нему на коленях и умолять о пощаде, то вполне можно отделаться только легким испугом. Не переваривает предателей. Вы можете облажаться в любых масштабах, и Генри поскрипит да простит, но одно подозрение в неверности и человек покойник. Ужасно вспыльчив, когда сыт. Любит системы – в них все просто, понятно и эффективно. Уговорить Дина на безумную авантюру, как два пальца срисовать, потому что целыми днями киснуть в кресле, посасывая папироску, ему откровенно претит. Часто поминает всевышнего всуе, может даже зайти в костел поулыбаться, хотя веры в нем ни на ноготь. Пока, конечно, не припекает.  Здесь же суеверен, но больше к слову.
Очень рано просыпается и всегда в превосходном расположении духа. Имеет дурную привычку заговаривать с незнакомцами на довольно странные темы, нередко ставя собеседника в тупик, иногда и вовсе пугая. Не упрям от слова «совсем» - пластичность Генри во многих вопросах достойна восхищения, хотя подстраиваться под собеседника не мастер. Довольно отзывчив, но заботиться о ком-то для него сущая пытка. В своей компании Генри не терпит церемоний и, держась довольно естественно, ожидает того же от собеседника. В зависимости от настроения, страдает двумя крайностями: либо слишком тих, либо чересчур болтлив. Ловкая игра с манерами: то они у него есть, то их уже нет. Джентльменом Дин становится только в том случае, когда это удобно или ему страсть, как хочется порисоваться. Позер. Самый бесстыжий, наглый и вульгарный позер. Может разыграть целый концерт ради одного жеста и отсутствие зрителей его даже не покоробит. Смотрите и наслаждайтесь. Импульсивен до неприличия. Склонен драматизировать, иронизировать и сотрясать воздух дурными прогнозами
В нем тесно переплетаются храбрость и трусость. Генри может до смерти перепугаться высоты, но сохранить невозмутимое лицо, когда к виску приставят пистолет. Хотя, возможно, второе будет скорее порождением его некоторой заторможенности. При всем при этом может быть обаяшкой и скупать людские души одной улыбкой и умышленно непринужденным пожатием плеч.
Не стоит его недооценивать: Генри, безусловно, нравится роль мальчика с обложки, и он с удовольствием будет играть для вас с утра до ночи, а может и дольше. Важно другое – он естественен даже в этой игре. Дин делает то, что хочет и почти никогда не говорит себе нет. Это пугает и подкупает одновременно. Во всем, что касается работы, он может позволить себе быть не просто жестким – деспотичным тираном, педантом и палачом. Долго варившийся в соках самого разного неотесанного сброда, Генри прекрасно знал, как мыслит грубая сила. Знал и активно использовал, без особого труда добиваясь своих целей. Дин может найти общий язык с кем угодно, начиная с королевы Англии и заканчивая полоумным насильником - вот и ключик к его успеху.

7. Навыки, умения

Быстро учится. Бегло шпарит по-немецки (старый добрый Саймон на треть был немцем, от него Дин и набрался). Неплохо поет, недурно танцует, рисует кошмарно. Готовит так, что Ганнибал Лектер душеньку свою продаст. Живет в совершенном беспорядке, так что в обжитые помещения, являющиеся собственностью Дина, лучше не соваться. Ужасно водит. Если вы усадили за руль Генри, знайте, что через пару минут ваша машинка задымится, капот, как следствие, будет безнадежно помят, а дорожный столб не выдержит встречи и согнется в три погибели.
Из того, что достойно внимания, следует отметить, что стрелять брат лихой умеет, да только мажет четыре раза из семи в лучшем случае. В рукопашные Дин не лезет, поэтому очень быстро бегает. Очень-очень быстро и это вам не фунт изюма.

8. Дополнительно

В кладовке хранит  сербский фарфор 1781 года, если вам интересно.

9. Связь с вами
https://vk.com/id253538596

11. Предпочтительные жанры:

Чем меньше посиделок за чашечкой чая (или чего покрепче), тем лучше.