Она не безумна. Просто очень долго бежала.
И забыв обо всем и обо всех, Шон сделал шаг вперед, вскинув совсем не спокойные, дрожащие руки.
— Ты есть. И твоя любовь к Берни. И его к тебе. Поэтому я… я… я…
Шона вдруг скрутило как грязную тряпку, переламывая это самое «я», выжимая из него правду.
— Я так завидовал вам

Пьющий муж, вечно орущие дети, напоминавшая ночлежку квартирка и пустой кошелёк - помнится, в тот момент бывшая красавица лишь усмехнулась. Коротко и зло. А после, вооружилась тряпкой. Она не могла изменить всё, но и сидеть с опущенными руками и бесконечными жалобами на жизнь больше не собиралась. Хватит. У неё, хотя бы, эта самая жизнь была. И не самая плохая.

- Ведьма разбушевалась, - коротко прокомментировал внезапную смену настроения О'Брайен внезапно трезвый муженёк. Но под горячую руку лезть не стал, мало ли. Чуял - ветром в иную сторону подуло, а может и взгляд заметил. Тот самый, за который когда-то и обратил внимание на клятую ирландку.

Что можно так долго делать? У нее ведь выходной.
Винсент успел дважды поправить легкий пиджак поверх футболки, пригладить волосы, повторить избранные отрывки из отрепетированной по дороге пылкой речи и даже задуматься, точно ли Ирэн там одна. Уж больно долго она не открывала дверь. Или она успела взглянуть в дверной глазок и это такое кокетство?

Эти слова можно было бы произносить бесконечно пафосно, выпячивая грудь колесом и строя из себя геройского защитника, но в словах ведущего двойную жизнь ирландца сквозила лишь скука. Он был далеко не ангел. По правде сказать - тот еще подонок, но даже у него были определенные понятия что "хорошо", а что "плохо".

Винсент успел заверить поддавшуюся сомнениям Анну, что идея заявиться к дверям «Тарталеток» посреди ночи — не просто хорошая, а самая лучшая. Его непоколебимо оптимистичный тон при этом даже не служил маркетинговым прикрытием в ситуации, когда все остальные идеи еще хуже, а был совершенно искренен. Рози Уилсон могла обещать отделить ему голову кондитерской лопаткой, но не могла не помочь. Надо только успеть объяснить ей ситуацию раньше, чем королева десертов предпримет радикальные меры

Винсент вырастает за спиной Ирэн и легко кладет ей ладони на плечи, не смея торопить и разворачивать к себе, но не давая унестись за горизонт мрачных прогнозов
— Ирэн, душа моя. Тебе не хочется взять перерыв от этого унылого, пасмурного... Нет, не смотри туда! — Винсент ловко ухватывается за край занавески, из-за которой светит потихоньку наливающееся полуденной жарой солнце, и задергивает ее. — ...дождливого Лондона и на парочку дней предаться ностальгии за океаном? Можно даже просто так, если ты решишь замолвить за меня словечко перед Стефани и сможешь заставить ее остыть.

Это не был старинный бабушкин жемчуг. Отца бы инфаркт хватил, узнай тот, куда дочь таскает фамильные драгоценности. Нет, жемчуг был не шибко ценный, просто очень красивый, черный, облегавший шею практически как чокер в три нитки бус. Такие любила носить Диана, но в белом исполнении. Стефани предпочитала цветные варианты. И черный был одним из любимых.