Непринуждённо заложив левую руку за спину, почти в то место, где сходились фалды тёмно-серого фрака, тыльной стороной кисти ощущая тонкость и мягкость отлично выделанного английского сукна, правой рукой Дункан снял с подноса мимопроходящего лакея бокал с шампанским и, почти одновременно, чуть провернув в пальцах тонюсенькую стеклянную ножку и поймав брошенный на себя приветливый взгляд, слегка поклонился пригласившему его графу Коновницыну, ни много ни мало, сыну бывшего военного министра Российской империи. Совсем юный Пётр Петрович, подпоручик при Генеральном гвардейском штабе, буквально третьего дня приданный Училищу колонновожатых в Санкт-Петербурге, перед отъездом на новое место службы зазвал нового знакомого в гости к своим знакомым – Ентальцевым, горячо уговаривая вернувшегося только что из Америки шотландца и в качестве приманки более чем прозрачно намекая на принадлежность самого хозяина этого вечера к масонам. Кажется, молодой конноартиллерист был уверен в том, что и МакЛауд является членом одной из Лож, а Дункан не торопился его разочаровывать – зачем? – пусть человеку приятно будет, что он вращается в таких таинственных и заманчиво интересных кругах. Вдобавок… горца слегка заинтересовали некоторые фразы, беспечно слетевшие с уст молодого графа – о некоем обществе, а «цель общества сего – истребовать прав и законов государству». В общем, их желания шли навстречу друг другу: Петруша, как звала его матушка, с которой горец тоже свёл нечаянное знакомство, загорелся мыслью – мол, кому, как не ему, Дункану, приехавший из самой прогрессивной страны, колыбели свободы, рассказать о тамошней жизни и преимуществах республиканского правления, а шотландец не преминул погрузиься в незнакомую пока жизнь Первопрестольной, не переставая про себя дивиться, до чего же ловко у него получилось попасть буквально с корабля на бал – едва приплыв из Города братской любви в английский порт, он тут же был послан с неким поручением в сиятельный Петербург и далее – в Москву, едва успев сменить платье с одежды не слишком внимательных в этом плане простых жителей Нового Света на премодный костюм французского кроя.
Шампанское тоже было французским – и отличным, поправив шёлковый шейный платок цвета спелой вишни, Дункан сделал последний глоток, после долгой речи ему хотелось пить. Кажется, его внимательные слушатели остались довольны, хотя горец не утаил и недостатков Америки. Снова кстати рядом оказался обносивший напитками лакей, и пустой уже бокал беззвучно занял своё место на блестящем серебром подносе. Общество тоже вполне блестело – орденами, лентами и драгоценностями. Глядя на беседовавшей со старушкой в чепце нестарого статного генерала с проседью в волосах и бакенбардах, но с живым, молодым совсем блеском тёмных глаз, МакЛауд вдруг подумал, что наверняка пригибался под одними ядрами с ним в войне 12-го года. Помыслить только…
Однако, где же любезные хозяева? – тронув вдетую в петлицу бутоньерку из белого шиповника, Дункан ещё пошарил взглядом по группкам гостей, потом слегка повёл шеей – твердый от впитавшегося крахмала высокий воротничок сорочки со щёгольски отогнутыми уголками изрядно жал, натирал смугловатую кожу. – Говорят, госпожа Ентальцева настоящая красавица...